И это точь-в-точь, как прежний австрийский гофкригсрат, [Гофкригсрат — придворный военный совет в Австрии.] например, насколько то есть я могу судить о
военных событиях: на бумаге-то они и Наполеона разбили и в полон взяли, и уж как там, у себя в кабинете, все остроумнейшим образом рассчитали и подвели, а смотришь, генерал-то Мак и сдается со всей своей армией, хе-хе-хе!
Если это так для журналиста, то какое представление о текущих
военных событиях должна иметь публика? Сдержанные, всегда корректные русские известия официального характера тонут в море самохвальства известий из японского источника, услужливо передаваемых иностранными газетами и агентствами и действуют угнетающим образом на русского читателя.
Неточные совпадения
Когда начались
военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из родных привозил реляции; Кошанский читал их нам громогласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в часы, свободные от классов: читались наперерыв русские и иностранные журналы при неумолкаемых толках и прениях; всему живо сочувствовалось у нас: опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему. Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом дел и
событий, объясняя иное, нам недоступное.
Так являются во время Петра книга «О причинах, какие имел он к начатию войны со шведами», «Правда воли монаршей о наследовании престола», множество регламентов, специальных книг по части инженерной, артиллерийской, морской и пр., наконец, «Ведомости», в которых в первый раз русские увидали всенародное объявление
событий военных и политических.
Вообще же убийство царя произвело, конечно, впечатление ошеломляющее. Один отставной
военный генерал, — он жил на Съезженской улице, — был так потрясен этим
событием, что застрелился. Папа возмущенно сообщал, что конституция была уже совсем готова у Лорис-Меликова, что царь на днях собирался ее подписать, — и вдруг это ужасное убийство! Какое недомыслие! Какая нелепость!
Потому ли, что капитан был еврей, или по особенным внутренним несогласиям партий во французском обществе,
событию этому, подобные которым повторяются беспрестанно, не обращая ничьего внимания и не могущим быть интересными не только всему миру, но даже французским
военным, был придан прессой несколько выдающийся интерес.
В данную же минуту она представляет высокий интерес не только для
военных сфер, но и для всех русских, вообще, так как может бросить известный свет на совершающиеся на театре войны
события.
— Поверьте, — сказал он мне, — что там, на театре
военных действий, все перипетии этой борьбы двух народов переживаются гораздо легче и не производят такого сильного впечатления, как здесь. Там люди смотрят более трезво и бодро и не считают неудачи гибелью… Там быстрее идёт смена
событий, и набежавшее облачко мгновенно рассекает луч солнца… Облачко исчезает с горизонта тогда, когда у нас оно ещё кажется грозной тучей…
Не помню, кто из двух, Колокольцов или Стасюлевич, в один день летом приехав к нам, рассказал про случившееся у них для
военных людей самое ужасное и необыкновенное
событие: солдат ударил по лицу ротного командира, капитана, академика. Стасюлевич особенно горячо, с сочувствием к участи солдата, которого ожидала, по словам Стасюлевича, смертная казнь, рассказывал про это и предложил мне быть защитником на
военном суде солдата.
Пошла суета да беганье, а нездоровый фельдмаршал тем временем поместился в почтовой станции и улегся на грязном диване, который для него только чистою простынею покрыли. Между тем весть об этом
событии, разумеется, скоро облетела весь город, и все
военные побежали поскорее чиститься и парадиться, а штатские — сапоги наваксили, виски припомадили и столпились против станции на другом тротуаре. Стоят и фельдмаршала высматривают — не покажется ли в окно?